Все потому, что я был гребаным идиотом. Меня ослепила твоя красота и твое вранье, и я не осознавал, что за твоей безупречной внешностью пусто. Что ты годишься только для хорошего траха.
Когда все начинает расплываться перед моими глазами, я шепчу себе:
– Как же ты прав, Ронан. Как прав. – Я закрываю лицо руками, и с моих губ срывается всхлип.
И я начинаю плакать.
Глава 7
– Блэр? – слышу я голос Лоренса, когда он открывает дверь.
Я в ванной. Вода остыла, но заставить себя пошевелиться я не могу. Не знаю, сколько времени я вот так сижу – голая, обхватив руками колени – и смотрю на серебряный кран, на его гнутые ручки, размывающиеся перед глазами в одно пятно. Избегая смотреть на Лоренса, я перевожу взгляд на свое тело и замечаю, что оно покрыто крошечными мурашками.
– Надеюсь, ты не возражаешь против того, что я здесь.
– Нисколько. Я рад, что ты пришла. Увидеть тебя – это первое приятное событие за сегодня.
– Не стоит говорить мне такие вещи.
– Почему?
– Потому что из всех людей на земле уж ты-то мог бы не лгать мне. – Я наконец-таки поднимаю голову, и наши взгляды мгновенно сталкиваются. – Хочешь узнать, почему я здесь? Не потому, что мне хочется быть с тобой. Просто я не хочу быть одна.
Его глаза не отрываются от моих ни на миг. Он смотрит так, словно видит меня насквозь, все острые, разломанные осколки моей души.
– Что случилось в промежуток времени между сейчас и моментом, когда утром я ушел от тебя?
Лоренс опускается на колени около ванны. Поднимает руку, тянется ко мне, но убирает ее, когда при его прикосновении я вздрагиваю. Боковым зрением я вижу, как его ладонь сворачивается в кулак.
Я наклоняюсь вперед, упираюсь подбородком в свои коленки.
– Я сидела на скамейке в парке и наблюдала за одной маленькой девочкой, которая играла сама с собой. Она гонялась за собственной тенью, пыталась поймать ее. Знаешь, она выглядела такой… счастливой. Я смотрела, как она смеется, слушала ее смех и думала о том, что ведь когда-то и мне казалось увлекательным гоняться за собственной тенью. Что было время, когда мне хватало наивности верить в то, что в жизни нет ничего лучше, чем провести целый день в парке. Когда я была хорошей, достойной, невинной…
Мой голос обрывается.
– Мне хотелось подбежать к ней и обнять ее. Попросить, чтобы она держалась за это состояние как можно дольше, потому что мир – это жестокое, злое место, которое постепенно поглотит тебя целиком, разобьет все твои мечты и превратит твои сны в кошмары. И однажды наступит день, когда ты проснешься, посмотришь в зеркало и не узнаешь себя. Ты увидишь, что маленькая девочка, игравшая со своей тенью, исчезла, а ее место занял человек, которого ты ненавидишь, который вызывает у тебя отвращение. Человек вроде меня. Так что, отвечая на твой вопрос, нет, ничего не случилось. Кроме того, что мне в очередной раз напомнили, кто я есть.
– Посмотри на меня, – приказывает он этим своим сильным голосом.
Нет.
– Посмотри на меня, Блэр.
Нет.
Он поднимается со своего места возле мраморной ванны и уходит.
Я закрываю глаза. И хотелось бы сказать, что я рада его уходу, но я слишком устала, слишком вымоталась эмоционально для того, чтобы врать себе. Внезапно под мои коленки и спину проскальзывают сильные руки. Оказавшись в воздухе, я открываю глаза и впитываю его идеальный профиль, пока Лоренс выпрямляется, не заботясь о том, что промочит костюм, а затем ставит меня на пол. Оборачивая мои плечи нагретым пушистым полотенцем, он произносит:
– Ты замерзла.
Кутаясь в полотенце, я с благодарностью впитываю его тепло.
– Почему ты так добр ко мне? – Я смотрю ему прямо в глаза. – Неужели я так хороша в койке, что ты не замечаешь, насколько я недостойна тебя и всего этого отношения? – Нелогично, знаю, но его доброта меня злит.
Его глаза темнеют. Подойдя ближе, он крепко берет меня за прикрытые полотенцем плечи.
– Не говори о себе в таком тоне, Блэр.
Запрокинув голову, я смеюсь. Пустым, горьким смехом. Таким же пустым и горьким, как я сама.
– О, а вот и он, комплекс папочки.
Отпустив полотенце, я прижимаюсь к нему всем телом. Трусь грудями о его торс, целую его шею и челюсть, овевая отравленным дыханием его кожу и оскверняя ее своими прикосновениями.
– Такие милые великовозрастные мужчины, как ты, просто обожают спасать девушек вроде меня, да? Так вот знай: мне не нужно спасение. Мне не нужно, чтобы ты защищал меня. Мне нужно от тебя одно: твои деньги. Ни больше, ни меньше.
Его хватка начинает причинять мне боль, чему я только рада. Накажи меня, Лоренс. Вперед. Будь как все. Покажи, насколько я тебе омерзительна.
Мои губы растягиваются в глумливой усмешке.
– Так что давай, отымей меня и перестань притворяться, будто тебе не все равно. Покажи, как сильно ты меня хочешь. – Обеими руками я хватаю его лицо, мои ногти впиваются в его плоть, пока я трусь промежностью о его набухающую эрекцию. – Ах ты, ублюдок. Да тебя это охереть как заводит, да? – Я целую его. Целую так, словно хочу разорвать его, ранить его, уничтожить своими зубами, своим языком, своей грязью.
Отпустив его лицо, я начинаю возиться с его ремнем.
– Прекрати, Блэр. – Он останавливает меня, поймав за руки.
– Заткнись и трахни меня как шлюху. В конце концов, ты же платишь за это и немалые деньги. – Мой голос надламывается, когда я отталкиваю его руки прочь. Расстегнув его брюки, я достаю его член, сжимаю его, тру головкой свой клитор.
– Посмотри на меня, – приказывает он тихо, а, когда я не слушаюсь, кладет мне палец под подбородок и заставляет поднять лицо. Я ненавижу себя за то, что он на нем видит.
Лоренс нежно заключает мое лицо в ладони и, склонившись надо мной, начинает сцеловывать мои слезы. Мягкие, точно перышки, губы ласково касаются моей кожи, вновь и вновь согревая меня.
– Когда я впервые увидел тебя в музее, – поцелуй, – то наблюдал за тобой через весь зал. – Поцелуй. – Я видел, как тебе неуютно, как одиноко. Тот самовлюбленный кусок дерьма, с которым ты пришла, бросил тебя в одиночестве, пока общался со своими друзьями. – Поцелуй. – Но ты стояла там, среди готовых осудить тебя незнакомцев, и держалась как королева. Гордая. Ослепительная. А потом, глядя, как ты идешь через зал, я подумал, что никогда еще не видел ничего более прекрасного, чем эта юная храбрая женщина с глазами, полными гордости и огня. От этой девушки у меня захватило дух. – Он перестает целовать меня и заглядывает в глаза. – Верни ее мне, Блэр.
– Ее не существует. Та девушка была просто иллюзией.
– Неправда. Она здесь, у меня в объятьях. Притворяется кем-то другим, позволяет всякой чуши терзать себя. – Он сжимает меня еще крепче. – Моя прекрасная, восхитительная дикарка. Они все – пыль у твоих ног. Они никто, и не позволяй им до себя добраться. – Слегка отклонившись назад, он улыбается. – Я сам не позволю им.
Ох, Лоренс.
– Как ты им помешаешь, милый мой человек?
В этот миг, пока мы глядим друг на друга, в его зеленых-зеленых глазах отражается понимание, и мне становится ясно, что я обрела друга. Что я уже не одна. Вроде такая простая вещь, но она потрясает меня до глубины души.
– Не забивай этим свою хорошенькую головку. Просто знай, что пока ты находишься под моей защитой, я не позволю кому бы то ни было обижать тебя.
Мои губы начинают дрожать. Кто бы мог подумать, что за суровой личиной Лоренса Ротшильда прячется доброта? Обычно сочувствие отталкивает меня – мне не нужна ничья жалость, – но сегодня я слишком устала, чтобы бороться. Сегодня мне нужно только одно: отдых от моего внутреннего хаоса и утешение, которое дарят мне руки Лоренса.
– Идем. Уложим тебя в кровать. Сегодня был длинный день.
Я киваю. Он снимает пиджак и набрасывает его на мои обнаженные плечи. Наклоняется, берет под коленки и спину и, снова подхватив меня на руки, несет к своей спальне, а я кладу щеку ему на грудь и слушаю биение его сердца.